— Давайте отвлечемся, Владимир Абдуалиевич. Вот просто героические ваши три года в Дагестане. Но для всех ваших знакомых и просто для наблюдателей это было очень странным назначением. Как оно происходило? Ожидали ли вы этого назначения на пост руководителя Дагестана?
— Ну первое. 2016-й год, прошли выборы. Я избрался в Тверском одномандатном округе, 180-м. Меня оценили мои коллеги, я стал заместителем председателя Государственной думы. Затем меня избрали руководителем фракции Государственной думы. Высокая, почетная должность. Все вроде бы состоялось, решилось. И тут вдруг Владимир Владимирович приглашает на разговор. Мы с ним переговорили. Ну к Владимиру Владимировичу я отношусь с огромнейшим уважением, потому что я его наблюдаю с первых дней, я работал у него заместителем. И когда так сложилось, что мне пришлось уйти из системы МВД…
— Ну да, в Совет безопасности?
— Да. Я очень признателен Владимиру Владимировичу. Я хотел уходить вообще из системы. И тогда, помню, мне Сергей Степашин позвонил и говорит: «Слушай, тебя ждет Владимир Владимирович Путин». Он тогда был руководителем аппарата Совета безопасности. Очень интересная была встреча. Мы до этого встречались, но тут такой был разговор, он мне предложил работу и, что самое интересное, предложил управление по Северному Кавказу. В то время это было самое, наверное, «веселое», интересное. И я постарался сделать то, что я мог.
— То есть, с этой стороны с Дагестаном уже хорошо были знакомы?
— И не только с Дагестаном. С Владимиром Владимировичем работать всегда было очень, не скажу, что комфортно, нет, но мне нравилось. Он ставил задачу, причем помню как сейчас, там были очень непростые процессы во многих республиках, и не раз мне лично говорит: «Выйдешь, на месте посмотри, если что — звони, принимаем решение там, где это необходимо». И каждый раз так было. И в Дагестане тоже.
Так вот, когда он меня пригласил, я знал, что в это время уже несколько человек отказались от этого предложения. Так, слышал. Я просто не мог ему сказать ничего другого. И может быть, когда я это предложение услышал, была буквально такая короткая пауза. Я в этот момент подумал о том, что, может быть, я действительно буду полезен там.
— У него были какие-то специальные для вас аргументы?
— Никаких специальных аргументов. Он знал меня, я знаю его, и никаких аргументов особых не было. Я согласился и не жалею об этом. И как-то раз я был на ифтаре — есть такой, в общем, сбор во время праздников у мусульман с принятием пищи. Был муфтий, большое количество верующих.
И тогда я муфтию сказал: «Говорят, что мне здесь тяжело, а я вам отвечу — вы знаете, это лучшие годы моей жизни».
И это действительно так. Потому что очень интересная работа была. Исключительно интересная.
— Слушайте, ну просто, как говорят молодые, «срывает крышу» от масштабов коррупции, которые там были. Причем эта коррупция какая-то массовая была.
— 20 лет мы отмечали, как Дагестан был освобожден от известной террористической атаки. Дагестанцы тогда проявили себя. И к ним-то шли басаевцы, Хаттаб и прочие, вся эта международная сволочь, извините за выражение, террористическая. В том числе там было немало и дагестанцев. И когда они шли в Дагестан, они были уверены, что их там встретят и поддержат. Дагестанцы их не поддержали, а встретили их огнем. И Дагестан сохранил нашу страну.
— Вы были тем человеком, который сломал вот эту многолетнюю традицию, когда власть была представлена пропорционально национальностями, живущими в Дагестане. Вы эту традицию сломали ради эффективности власти.
— Иначе бы ничего не получилось просто. Вот что тоже очень важно, Владимир Владимирович мне дал возможность работать. Он меня поддерживал во всем и вся. Иначе бы было невозможно.
Ну, представьте себе, к нам прибыло 39 прокуроров из субъектов России. У нас был новый прокурор Попов, который организовал эту работу. У нас был новый судья Суворов. Мы начали серьезно работать, системно. Ну достаточно сказать, что были арестованы — я посмотрел цифры в 2018 и 2019 году — около 60 руководителей высокого уровня. Это руководители республики. Я не хочу их называть, у них есть родственники. Но я их всех помню. Это болезненно.
— Тогда шутили, что заседание дагестанского правительства нужно проводить в Лефортово.
— Ну шутили по-разному. Говорили, что «ищу высокооплачиваемую должность, должность мэра Махачкалы не предлагать». Потому что одного привлекли, потом — второго.
Но, кстати, потом мы провели выборы мэра Махачкалы: 40 человек участвовали в выборах, 36 прошли отбор, и из троих выбирал уже парламент. И сейчас там работает выходец из Москвы, дагестанец, которого избрали вот таким образом.
Но конкретный пример, что такое коррупция. Вот мы сегодня с вами говорили про алкоголь. Ну сейчас вот нефть на слуху. Вот вдумайтесь в это, что может делать коррупция, когда она системная и годами формирующаяся, и проникающая везде и всюду, и управляющая процессом. Вот смотрите, по перевалке нефти. В 2017 году, когда я прибыл со своими коллегами и мы начали работать, у нас было так: перевалка через Махачкалинский порт — 1 млн тонн нефти. Значит, в 2018 году уже 2,5 млн, а вот к 2020 году мы имели 4,2 млн. То есть в четыре раза перевалка нефти выросла! А что произошло?
Это такая многоходовая, очень серьезная была преступная махинация. Вплоть до того, что разбавляли нефть морской водой. Скомпрометировали Махачкалинский порт, скомпрометировали. И нефть ушла в Азербайджан. Стало, допустим, с месторождения, которое находится в 40 км от Махачкалы, выгоднее возить намного дальше в Баку, чем в Махачкалу. Было подорвано доверие. Вот его и начали восстанавливать.
— Вы знаете, меня убедил больше всего другой ваш факт. Вот говорят: коррупция убивает. Как это проиллюстрировать? Вы как-то рассказывали о том, что произошло в медицине, что за счет того, что…
— Шприцы…
— Стенты, шприцы…
— Стенты, да. На 30% выросло стентирование. Врачи стали зарабатывать и сестры. Потому что стенты раньше продавались на 30% дороже.
— Больше кардиологических операций стало, как результат борьбы с коррупцией.
— И все это связано. И это благосостояние сестры, врача… Вот если бы мы многого не успели сделать, то ковид бы нас накрыл с более тяжелыми последствиями. Я уже там не говорю сейчас про ФОМС. Там очень серьезно тоже почистили. Мы там сидели на минусе, сейчас там хороший плюс. Система стала работать в интересах людей. Это вот эффект посадок, простите за выражение, работа на профилактику, устранение условий. Чтобы люди начали испытывать положительные эмоции от честной работы, а не от коррупции. Когда человек идет на все тяжкие, он получает огромные теневые доходы. Вот мы сейчас слышим про главу субъекта: «Позор какой, стыд какой!» — но человек шел на это, рисковал и шел.
— Как человек, который потратил жизнь на право, вы считаете, что у нас закон один для всех в стране?
— Я убежден в этом. Иначе бы я просто, наверное, ушел бы давно с этой работы.
— Я думаю, что очень многие люди вам скажут, что закон работает очень выборочно.
— Я с ними соглашусь, но по большому счету закон работает, и я в этом много раз убеждался. И я знаю, что, когда я пришел в Дагестан, очень многие тоже говорили так: «Закон есть закон, а жизнь есть жизнь. Посмотрим сейчас. Опять будет занос туда, заход сюда будет». Можно работать по-честному и даже нужно.
Я сейчас вот попробую тем, кто будет слушать, задать вопрос: а что вы сделали для того, чтобы закон был для всех? Простой вопрос. И еще, а что вы сделали для того, чтобы в ваших действиях был закон?
И в действиях ваших детей, и ваших близких. Что сделали вы?
Мы относимся сегодня к нашему государству, к нашему обществу, как к какому-то неисчерпаемому сосуду справедливости, благ и прочего, но он наполняется нами. И насколько он наполнен — настолько мы и можем располагать этим. Вот я понимаю, что это многим не понравится, но я этим живу.
Интервью взял Виктор Лошак
Партнер проекта: ВКонтакте
Источник: https://www.kommersant.ru/doc/4771964
