Очередное судебное слушание по делу командира Ту-154, совершившего аварийную посадку, Закаржи Закаржаева, рассматриваемое в Домодедовском областном суде, прошло 3 июня. В Кировском суде столицы республики в режиме видеоконференции были опрошены шесть свидетелей, среди которых второй пилот судна, штурман и пассажиры.
Напомним, Закаржу Закаржаева обвиняют в нарушении правил безопасности и эксплуатации воздушного транспорта, повлекшем по неосторожности смерть двух человек. Судебный процесс начался в середине апреля.
Первым по видеосвязи из Махачкалы был допрошен штурман самолета Марат Кимпаев (при аварийной посадке он получил тяжелые травмы — сотрясение мозга, ушиб ребер, нога была раздроблена, на суд он пришел с тростью).
— Проблемы с двигателями у нас начались на высоте 9000 метров, — вспомнил события 4 декабря 2010 года свидетель. — Загорелось табло с надписью «отказ третьего двигателя», а затем и «отказ первого». О ситуации мы доложили диспетчеру, который порекомендовал нам сесть в московском аэропорту «Домодедово». Мы развернулись. Чуть позже начались проблемы со вторым двигателем, он стал работать с перебоями. Шли в облачности, все электронное оборудование выключилось из-за неработающих генераторов. Мы не знали ни местонахождения самолета, ни насколько удалены от аэропорта. Запрашивали информацию у диспетчеров, но они отвечали крайне редко. Так мы вышли из облачности, но был сильный ветер, о котором нас также никто не предупреждал. Нас несло в сторону магистральной летной дороги. Была возможность сесть на нее, но дорогу там преграждал «Боинг-747». Тогда мы повернули в сторону взлетно-посадочной полосы и сели на поле. Самолет, столкнувшись с бугорком, разломался.
— Как только вас передали диспетчерам вышки (контролируют движение на взлетно-посадочной полосе, руководят взлетающими и заходящими на посадку судами. — «НД»), вы перестали получать какую-либо информацию, в том числе и про погодные условия? — спросила у штурмана гособвинитель.
— Диспетчеры работали с перерывами. Параллельно они работали и с другими бортами, хотя, думаю, могли работать только с нами, так как наша ситуация была аварийной. Диспетчеры подхода (руководят движением в области воздушного пространства, ограниченной высотами 2100—5700 метров. — «НД») еще более-менее давали информацию, а от диспетчеров вышки была минимальная помощь. Их сведения были «приблизительными», говорили: «Вы идете приблизительно правее», а что это значит, мы не понимали. К тому же диспетчер несколько раз переспрашивал: «Ваше решение, ваше решение?», в то время как до аэропорта оставалось несколько километров и мы уже вышли на посадку.
Командир борта подсудимый Закаржа Закаржаев сам подходил к микрофону и вел допрос свидетелей. В основном его вопросы касались должного соблюдения регламентов и рекомендаций Руководства по летной эксплуатации.
— Имели ли вы право производить запуск отказавших двигателей, не установив причину отказа? — спросил подсудимый.
— Не установив причину, нет. В той ситуации это было невозможно. В случае такого запуска двигатели могли загореться, и тогда последствия были бы намного хуже, — ответил свидетель.
— Имеется ли в Руководстве по летной эксплуатации пункт, где рекомендуется уход на второй круг при работающем одном двигателе? И что, по вашему мнению, произошло бы при попытке уйти на второй круг на обледеневшем самолете с попутным ветром и перевесом?
— Этого делать не рекомендуется. Второй двигатель работал с перебоями. Мы могли рухнуть в лес, и тогда самолет загорелся бы.
— Какие были интервалы между сообщениями диспетчера вышки?
— Может, полминуты, но не чаще. В этой ситуации это большой перерыв. Диспетчер уже начинал заикаться, спрашивал: «Ваше решение, ваше решение?».
— Была ли информация о сильном боковом ветре?
— Не было.
— Если бы мы сели с имевшимся перевесом на взлетной полосе, мы смогли бы остановиться до железобетонного забора?
— До забора нет, после — может быть. Мы могли бы сесть на магистральной, но почему-то, зная, что приближается аварийный самолет, этот «Боинг» с нее не убрали. К тому же он мешал и эвакуации раненных пассажиров — для выезда карет «скорой помощи» была одна дорога, и они вынуждены были ждать, пока «Боинг» будет отбуксирован.
Прокурор поставила под сомнения некоторые показания свидетеля, мотивировав это тем, что он не является специалистом в области авиационной безопасности.
Следующим для допроса был приглашен второй пилот Ту-154 Магомед Шамалов.
— Первые симптомы неисправности третьего двигателя проявились на высоте около 9 тысяч метров — загорелось соответствующее табло. А через несколько секунд отказал и первый двигатель. Мы сразу доложили об этом. Вскоре упали обороты второго двигателя, но он был еще «живой», рабочий. Затем отключилась вся электроника, и мы более двух минут летели обесточенные. Но мы сделали все, что могли, и посадили самолет, — рассказал суду Шамалов.
— Какие действия предпринимали диспетчеры? — спросила сторона обвинения.
— Мы им докладывали, что идем с отказавшими двигателями, но нам от них толку было мало, — ответил Шамалов.
— Какую информацию вам давали диспетчеры?
— Информация была только: «Вы идете таким-то курсом, придете к четвертому развороту», а через минуту: «Таким-то курсом, придете к торцу полосы». Или же: «Вы находитесь в районе значительно правее, возьмите 3—4 километра правее». Обычно они дают конкретный курс и куда идти. А здесь все было абстрактно и непонятно. И самое главное, они абсолютно ничего не давали про погоду, а на высоте дул ураганный ветер. Если бы нас предупредили, мы могли бы что-то предпринять. Определенно с нами никто из диспетчеров не работал.
На уточняющий вопрос Закаржи Закаржаева: «Были ли ошибки у диспетчеров?» — второй пилот сказал:
— Правильного там ничего не было. Я так думаю, они руководили нами тяп-ляп, а не как положено.
По мнению Шамалова, идти на второй круг было нельзя:
— Если мы смогли худо-бедно посадить самолет в той ситуации, то при попытке уйти на второй круг мы бы точно упали.
После допроса экипажа суд попросил пригласить в зал суда пассажиров, летевших тем злополучным рейсом. В ходе заседания в Домодедовском областном суде их показания, данные в ходе предварительного следствия, уже были оглашены, и поэтому судья спросила, желают ли они что-то дополнить.
— Я хотела бы, чтобы Закаржу Закаржаева не осуждали. Хотелось бы, чтобы следствие шло правильно. Летать на таких самолетах и сажать их не каждый сможет. Сиденья стоят впритык, их то закручивают, то откручивают. Сколько у этих самолетов было экстренных посадок… — сказала предприниматель Эльвира Бисултанова.
— Я слежу за ходом процесса, и мне не нравится то, что пилота, который спас нам жизнь, хотят сделать крайним в этом деле, — заявил другой пассажир Магомеднаби Гайдаров.
На вопрос адвоката Закаржаева о том, как вели себя бортпроводники во время аварийной посадки, он ответил:
— Все было корректно. Они попросили пристегнуться и потом сгруппировать тело. Во время столкновения с землей некоторые женщины подняли шум, но потом все успокоились и стали выбираться из самолета. Я помог соседу отстегнуться и через запасной выход забрался на крыло, оно было разломано, и спрыгнул на землю, где не было следов керосина.
— Первое ощущение после приземления было такое, будто я один живой остался в самолете, — вспомнил те страшные события еще один свидетель Магомед Мусаев. — До меня доносился сильный запах керосина, и я подумал, что сейчас самолет загорится и поэтому надо быстрее выбираться. Увидел дыру и попытался к ней подползти, но нога оказалась зажата между сиденьями. Я дернул ее, она хрустнула, оказалось, я ее сломал, но тогда я этого не почувствовал и пополз к выходу. Вокруг стояли пожарные, машины «скорой помощи». Я увидел людей, выходящих из салона. Кто-то еще мог стоять, кто-то сидел на земле. Я пришел в себя и стал помогать людям по мере возможности.
Мусаев попросил не осуждать пилота и добавил, что Закаржаев достоин звания Героя России.
Начальник штаба летной службы и председатель профсоюзного комитета «Авиалиний Дагестана» Мансур Кимпаев, оценивая профессиональные качества командира судна, отметил на суде, что Закаржа Закаржаев — один из лучших профессионалов своего дела:
— Закаржа Закаржаев был одним из первых командиров воздушных судов в Дагестане. Он всегда был примером для подражания. Он воспитал многих командиров самолетов. После трагедии мы втроем — я, Закаржа Закаржаев и гендиректор Мирза Омариев — первым делом отправились на соболезнования в Леваши к Магомедали Магомедовичу (бывший председатель Государственного Совета Дагестана), который в авиакатастрофе потерял сына. Он сказал нам слова, от которых у меня по коже пробежала дрожь: «Мы потеряли любимого сына Гаджимурада, для нас это большое горе. Но в то же время, Закаржа Магомедович, вы и ваш экипаж спасли более 160 жизней россиян».
Оригинал записи: Новое дело
